Свадьба в Бузулуке: Иван Ричардович и Лидия Ивановна

Иван Ричардович Рикман и Лидия Ивановна Левис объявляются мужем и женой, о чём книге Записи актов гражданского состояния при Бузулкском уездном Совете крестьянских рабочих и солдатских депутатов сделана запись на странице 23. Свидетелями этого важного события записаны английский подданный Франк Кедди (Frank Keddie) и британский подданный Феодор Ригг (Theodore Rigg).

Это была первая свадьба в Бузулуке, зарегистрированная новыми большевистскими властями уездного города в марте 1918 года, и надо же такому случиться, что это была свадьба англичанина и американки. Оба трудились в квакерской миссии вспомоществования, работавшей в этом городе с 1916 года. Революция не испугала английских и американских квакеров, приехавших помогать беженцам и местным жителям облегчить тяготы, обрушившиеся на местное население после начала Мировой войны.

С началом войны врачи из местных больниц, раскиданных там и сям по огромному уезду, были призваны в армию. Местные жители от этого не стали меньше болеть, и врачебная помощь требовалась в Андреевке, в Богдановке, в Могутово, во многих других сёлах, да и в самом Бузулуке. Квакеры призвали английских врачей помочь России. Помимо медицинской помощи квакеры занимались трудоустройством тех жителей российской империи, которые бежали от войны на восток. Первая делегация квакеров в Петроград и Москву в апреле 1916 сразу выбрала Бузулук для своей работы помощи, поскольку именно в Бузулукском уезде соотношение беженцев и местных жителей было наиболее критическим. Американские (шесть женщин, прибывших в августе 1917) и британские квакеры открывали мастерские для беженцев, открыли приют для сирот в Могутово, заполнили дипломированными английскими врачами больницы в уездных сёлах и деревнях. Помимо оказания медицинской помощи, английские доктора учили местных фельдшеров, создавая надёжную основу для дальнейшей работы: ведь не вечно же иностранцам жить и трудиться в этих краях.

Джон Рикман (John Rickman), молодой отказчик, британский квакер, получивший медицинское образование в Кембридже и прошедший отличную практику в госпитале св. Томаса в Лондоне, отказался от службы в армии по религиозным соображениям и приехал в Бузулук. Здесь он организовал работу больницы в Андреевке, и потом перешёл в больницу в Могутово.

Здесь он и повстречал Лидию Льюис (Lydia Lewis), одну из тех шестерых американских квакерей, что прибыли в эти края в августе 1917, буквально накануне революции. Уже в марте 1918 молодые поженились, причём кроме квакерского обряда «венчания», они осознанно решили зарегистрировать свой статус у новых властей. Квакеры хотели тем самым продемонстрировать своё признание новых властей, и заручиться их поддержкой, что очень важно для работы с местным населением, для работы с беженцами.

В музее Доркинга, родного города Джона Рикмана, на видном месте хранится ещё один документ, подтверждающий доверие большевистских властей. Пожелтевшее от времени удостоверение, датированное маем 1918 года, призывает: «все правительственные и общественные учреждения и начальствующие лица благоволят оказывать Ивану Рикману должное содействие».

Эта справка, вместе с остальными документами, выданными бузулукскими властями в течение пребывания Рикмана в Бузулукском уезде, спасла жизнь английскому доктору. Летом 1918 к городу приближались чехословацкие легионеры. Канонада впервые стала слышна 23 июня, во время сильной бури: порой было трудно отличить разрывы снарядов от раскатов грома. Джон и Лидия Рикманы вместе с ещё одним квакером, Франком Кедди, отправились в приют, расположенный на реке, в Спасо-Преображенском монастыре, в отдалении от города. Именно у реки, на мосту, они были остановлены красноармейцами, которые арестовали их по подозрению в шпионаже. Солдаты стали обсуждать, как им быть: расстрелять эту троицу сразу, или отправить в город на допрос. Франку Кедди удалось подслушать горячую дискуссию бойцов, и он сумел настоять на том, что их следует отправить в город, на допрос. Момент был весьма критический, потому что пальцы солдат уже елозили на курках их ружей. В конце концов, квакеров всё-таки усадили в телегу, и под конвоем доставили в Бузулук на допрос в комендатуру города. Секретарь коменданта сразу узнал задержанных иностранцев, и их тотчас отпустили. Все трое немедленно вернулись в дом на улице Оренбургской, служивший офисом для квакерской миссии в Бузулуке.

На следующий день Джон Рикман отправился в Бузулук, в бараки, где жили беженцы — разузнать, как они пережили артобстрел и пальбу на улицах. И тут его снова арестовали, на этот раз — казаки. Они доставили его к чехам, те заперли доктора на железнодорожном вокзале, в котором разместился их штаб. Периодически из комнаты, куда его поместили, выводили диверсантов и пленных, — их расстреливали тут же, во дворе. Джон Рикман понял, что вскоре придут и за ним. Он стал убеждать охранника, что сам он — английский доктор, проработавший последние 18 месяцев в уезде. На это чешский солдат ответил, что такое заявление только усиливает подозрение в отношении Рикмана, поскольку им точно известно, что никаких англичан в Бузулукском уезде нет. Вот тут-то и пришли на помощь его бумаги. Джон Рикман предусмотрительно хранил все удостоверения и справки, выданные местным Исполкомом Бузулукского Совета, в которых говорилось, что «все правительственные и общественные учреждения и начальствующие лица благоволят оказывать гр. Ивану Рикману должное содействие». В общем, в ответ на такие подозрения, англичанин вытащил из кармана эти засаленные бумажки с печатями и подписями. Документы оказали нужное впечатление на чешских офицеров, и квакер был освобождён. Когда чехи поближе познакомились с Английской миссией, и с той работой, что они делали в Бузулуке и уезде, они стали всячески помогать им.

Развязавшаяся гражданская война вынудила квакеров покинуть Бузулук и окрестности: все сотрудники квакерской миссии успешно уехали осенью 1918 года, и все они добрались до своих родных мест

.Джон и Лидия Рикманы покинули Бузулук приблизительно в то же время, когда оттуда уехали Теодор Ригг и Эстер Уайт: они отправились в Англию восточным маршрутом, по Транссибирской магистрали, а затем по морю — в США. Они были вынуждены задержаться в Иркутске на несколько недель, где их развлекал Британский консул, настроенный настолько анти-большевистски, что квакерам пришлось нелегко. Именно в его доме Джон и Лидия встретились с двумя американскими инженерами, специалистами по горнодобывающей промышленности, только что прибывшими из Екатеринбурга. Американцы рассказали, что незадолго до их отъезда из этого города там был расстрелян царь и его семья. Они также рассказали, что чехи, за неимением достаточного количества людей для охраны пленных, взяли себе за привычку выстраивать пленных большевиков в ряд, и расстреливать их. В 1918 году такое зверство было ещё внове. Пару недель спустя Рикманы и сами стали свидетелями мрачной картины, открывшейся их взорам на берегу Байкала. У берега стояла баржа, на которой лежали расстрелянные красные, захваченные в плен. Они были все буквально изрешечены пулями, и свернувшаяся кровь вытекала из шпигатов в озеро, тут же замерзая.

Рикманы добрались до Владивостока, прибыв туда 1 октября 1918. Билеты до Америки были заказаны заранее, и они немедленно отправились в Вашингтон по прибытии их судна в США — для того, чтобы из первых уст поведать о происходящем в Советской России, о ситуации в стране. Они рассчитывали, что их выслушают хоть с какой-то заинтересованностью, но они были встречены с формальной любезностью, от них как будто с досадой отмахнулись. И потом, на всём протяжении их пути в Лондон, Рикманы всякий раз сталкивались с предубеждениями, как только они пытались показать большевистский эксперимент в положительном свете.

Рикманы приехали в Англию, и уже в 1919 году Джон – по совету коллег – едет вместе с Лидией в Вену, к Фрейду. Сам Джон Рикман работает в Вене с Зигмундом Фрейдом, в то время как его жена устанавливает контакт с квакерской миссией в Вене. Она – социальный работник с богатым опытом – пытается теперь в столице Австрии залечивать раны в обществе, работает с жертвами войн.

Дальнейшая карьера Джона Рикмана блистательна. Он – один из самых известных психоаналитиков, его труды и публикации широко известны. Кроме своей научной деятельности Джон Рикман написал две брошюрки по следам своей работы в России: An eye-witness from Russia и ещё Common sense and our Russian policy. Надо сказать, что в своих рассказах, выступлениях, статьях в дальнейшем Рикманы продолжали придерживаться про-советской точки зрения.

Их дочка Lucy Rickman Baruch, жившая в Лондоне, тоже квакер, вспоминала, что родители могли бесконечно рассказывать о своих приключениях в России, о том, как они покидали место своего знакомства и женитьбы на Транссибирском экспрессе, ехали через всю страну.

Рассказ про английского квакера доктора Рикмана и его свадьбу с американской квакереей Лидией Льюис в марте 1918 в Бузулуке неожиданно получил продолжение.

Изначально опубликованный в Бузулукской «Нашей газете» мой рассказ, переведённый мною же на английский, был размещён в газете города Доркинг, и попала на глаза дочери Джона и Лидии Рикман. Люси Рикман Барух написала мне, — завязалась переписка.

Дочка Рикманов прислала мне несколько снимков, сделанных в Бузулуке и уезде сто лет назад: на них мы видим её родителей и других сотрудников квакерской миссии в России в 1916-1918.

На одном из снимков -- Лидия Льюис, облачённая в огромный тулуп. Как писал в своих дневниках Джон Рикман, они часто должны были разъезжать по квакерским центрам с провизией и запасами медикаментов, невзирая на пургу. Доктор вспоминал, как кони неумолимо шли в метель и в снег, белыми хлопьями залеплявший глаза, как тащили они сани — по сугробам, вздымавшимся повсюду. Сквозь завывание ветра можно было услышать колокольный звон из ближайшей деревни. Набат разносился над степью, давая сигнал заплутавшим в пургу. Метель, вспоминал Джон Рикман, наполняла тебя чувством глубокого одиночества. Путешественник, укутанный в гигантский тулуп, с высоко поднятым воротником, был вынужден всю дорогу сидеть неподвижно, оставаясь в безмолвном самосозерцании и размышлениях. Вокруг не видно ни зги, и лишь только круп лошади, да снег, летящий навстречу, представали перед взором ездока".

Умер Джон Рикман в 1951 году, оставив научное наследие. Увы, память о его работе, как и о работе прочих иностранных миссий в Бузулуке и уезде в нашей стране никакая. Обидно, что у нас быстро забывается добро, а потом и вовсе может предаваться шельмованию: неспроста они там в Бузулуке-то, в тиф и холеру, в голод и разруху что-то делали.

Неспроста, да. Их вело туда сострадание и любовь к ближнему. И хорошо, что живы правнуки и пра-правнуки тех, кого спасли Лидия Льюис и Джон Рикман и десятки других иностранных работников гуманитарных миссий. Они и не знают этих имён, ну что ж поделать. Мы знаем. И не забудем.