Люси Дорис Уайт - Десять лет в Советской России

Как это часто бывает, она использовала своё второе имя, Дорис, вместо первого — Люси. Люси Дорис Уайт (Lucie Dorice White) родилась 26 апреля 1892 года в ирландском городе Уотерфорд, в квакерском семействе. Квакер с рождения, она училась в Brighthelmston School в Саутпорте, Ланкашир. Мировая война разразилась, когда мисс Уайт было 22, и она отправилась вместе с квакерами помогать жертвам войны, гражданскому населению во Франции, Германии, Польше. В апреле 1921 года по решению квакерского Комитета помощи FWVRC, она отправляется в Москву, где уже трудились два квакерских работника, американка Анна Хейнс и англичанин Артур Уоттс.

В 1921 году получить русскую визу в Англии было негде, так что ей пришлось ехать в Ревель, в Эстонию. Ещё не въехав в Советскую Россию, уже с первого похода в Советское полпредство она в полной мере ощутила атмосферу подозрительности, там он получила первый опыт традиционных советских опозданий, познакомилась с системой бесконечного ожидания и бюрократизмом: в течение семи недель Дорис Уайт наносила ежедневные визиты в Советскую миссию. День за днём сотрудники ведомства вежливо предлагали прийти завтра. А ещё через какое-то время мисс Уайт поняла, что в Ревеле за ней следят, и потому она стала предельно осторожной. Как она вспоминала, практически всё время в эстонской столице она учила русский язык, избегая каких-либо встреч и знакомств.

Визу ей дали, и с 1921 года начинается история десятилетней работы Дорис Уайт в Советской России. Уже ранней осенью 1921 года — после того, как РСФСР подписал договор о помощи голодающим с Обществом Друзей — она отправляется в Бузулук. Этот уездный город в Самарской губернии стал центром квакерской работы по оказанию помощи голодающему населению. Из Бузулука Уайт — вместе с группой работников, возглавляемой американцем Мюрреем Кенуорти, едет в Андреевку, село в 60 километрах от Бузулука. Знание русского языка у Дорис Уайт пока нетвёрдое, — с ними поехала переводчица из Бузулука, немка, которая не говорит по-английски: только по-немецки и по-русски. Немка разговаривает с местными крестьянами по-русски, а затем переводит сказанное на немецкий для мисс Уайт, которая уже переводит на английский для американца Мюррея Кенуорти. В таких непростых условиях началась работа Дорис Уайт в России.

Квакерский офис в Бузулуке

После того, как голод был побеждён в 1923, квакеры начали покидать Бузулук. В большинстве своём работники миссии помощи отправлялись домой, в свои страны, — Англию и США. Дорис Уайт решила остаться в России: квакеры планируют принять посильное участие в программе восстановления здравоохранения и сельского хозяйства. Кроме того, Общество Друзей хотело поддерживать квакерский Центр в Москве, куда переехала Дорис Уайт в 1925 году. Квакерский офис располагался в отдельном особняке в Борисоглебском переулке, 15.

Квакерский офис в Москве: Борисоглебский, 15

Лондонский Комитет Друзей полагал, что первейшая задача квакеров — помочь русским не только практически, но духовно. Карл Хит, глава Совета по международному служению (CIS) писал: «Медицинские центры, проекты по здравоохранению — всё это вторично. Мы стремимся к тому, чтобы учредить центр в самом сердце России, центр, который поможет нам добиться дружбы и понимания людей, в чьих руках сегодня находится будущее России».

История существования московского центра, вплоть до его закрытия большевиками в 1931 году, это история выживания иностранной религиозной организации в Советской России. И в то же время это — история того, как живущая в Москве Дорис Уайт, пытается втолковать английским и американским квакерам, что жизнь в СССР совсем не такая, какой они её воображают. Вместе с ней в центре время от времени живут и работают американка Алис Дэвис и русская Надя Данилевская. В Тоцком до осени 1927 года оставалась американка Ненси Бабб, а Данилевская с Дэвис периодически ездят в Сорочинское, где квакеры поддерживают медучреждения. Оба села — в Бузулукском уезде.

Отчёт Комитета служения американских Друзей (AFSC) за 1927 год сообщает: «Дорис Уайт продолжает работу Центра в Москве. Он выполняет функции сервисно-информационного бюро для иностранцев, помогает отдельным россиянам, поддерживает дружеские отношения и устанавливает ценные контакты в самой Москве. Алис Дэвис и Надя Данилевская прошли курс обучения в Московском департаменте профессиональной подготовки, чтобы получить допуск к работе в системе Наркомздрава».

Дорис Уайт вспоминала, что поток визитёров в Московский центр был нескончаемым. Кого-то из иностранцев пускали в Центр на постой: цены в советских гостиницах были запредельными, а квакеры селили гостей в спартанских условиях, но за невысокую плату. За месяц — писала Дорис Уайт — у нас бывало до 8 постояльцев, многие жили больше недели.

Каждый месяц Дорис Уайт скрупулёзно составляет списки тех, кто приходил в квакерский центр в Борисоглебском, — для отчёта перед Лондоном и Филадельфией. Оба квакерских комитета, американский и британский, финансируют работу центра: деньги нужны на аренду и на зарплаты для сотрудников, в том числе и русских.

Дорис Уайт пишет, что в Москве её не покидало досадное чувство: она не участвует в той жизни, что идёт за стенами особняка в Борисоглебском. Ирландка желает стать составной частью московской, советской жизни. В силу ещё и экономических причин (Лондон и Филадельфия считают каждую копейку), мисс Уайт решает часть своего времени уделить преподаванию английского языка. При этом она хотела давать не только частные уроки (как она писала: «В этом случае я общалась бы лишь с нэпманами»), но и преподавать в каком-нибудь государственном учреждении.

Москва 1920-х

На «Курсах иностранных языков», где она начала работать, было около 900 учащихся, больше половины из которых учили английский. Дорис Уайт преподаёт по 6 часов кряду, два вечера в неделю: её уроки начинаются в 17 часов. Ей всё нравится, она восхищена трудолюбием и выносливостью русских: «Многие из тех, кто приходит на курсы, работают весь день, а по вечерам они проводят по пять часов, три или пять дней в неделю, в том числе и на курсах английского языка».

Дорис Уайт понимает, что советские власти позволят оставаться квакерскому центру в Москве только в том случае, если от квакеров можно получить какую-то практическую помощь. Большевики очень чётко дали понять, что они не потерпят участие квакеров в работе образовательных учреждений (проект школы в Умновке Бузулукского уезда был отвергнут Наркомобразом), но будут приветствовать сотрудничество в области здравоохранения. Впрочем, и здесь не всё ладно. Если с восстановлением системы здравоохранения в Бузулуке, Сорочинском и Тоцком всё получается — налицо сотрудничество при финансовом участии Религиозного общества Друзей — то в Москве и Ясной Поляне не всё так гладко.

Дорис Уайт пишет в Лондон в 1929 году, что все прошедшие три года она провела, вцепившись в работу Московского квакерского Центра, надеясь, что найдётся что-то полезное, в чём квакеры смогут принять участие. Наркомздрав отказал в 1928 году квакерам, желавшим организовать сестринское дело в Яснополянской больнице на американский манер, им не дали там места для американской медсестры. В январе 1929 года Дорис предлагает Лондону подождать до конца марта, и уже если к марту так ничего и не получится с больницей, то тогда им следует самоликвидироваться — к концу мая, к моменту истечения договора аренды помещений Центра. При этом она пишет об определённых успехах в советском здравоохранении, говорит, что Советы могли бы научить чему-то англичан и американцев, и выражает сожаление, что — увы — нет системы взаимного обмена положительным опытом, одна нация не может делиться чем-то хорошим с другими нациями.

В апреле 1929 года Дорис Уайт встречается с наркомом Семашко. Тот встречает ирландку с распростёртыми объятиями. Выразив сожаление по поводу неудачи с устройством квакерской медсестры в яснополянскую больницу (чему он сам же и способствовал), Николай Александрович выдвигает новое предложение для квакеров в советской медицине. Он сказал, что помощь нужна в департаменте охраны материнства и детства — там не хватает оборудования. Семашко знакомит Дорис с доктором Сперанским, который сходу заявляет: если бы в его департаменте работали две иностранные медсестры со знаниями младенческих болезней, то они бы оказали неоценимую помощь русским медсёстрам.

Предложение Сперанского — пишет Дорис Уайт в Лондон и Филадельфию — заключается в следующем: организовать трёхлетние курсы для 15 русских медсестёр. Это будет американский спецкурс по младенческим болезням, после которого обученные русские могли бы стать руководителями детских клиник в провинции. Она добавляет: «И, хотя иностранные медсёстры должны будут приноровиться к российской системе, они совершенно точно дадут русским девушкам западный медицинский «лоск»».

Сотрудничество квакеров с педиатром Сперанским в конечном итоге свелось к обеспечению его клиники медицинским оборудованием: операционный стол, кардиограф, и даже автомобильное шасси для кареты скорой помощи от Форда. В свой последний год в Советском Союзе Дорис Уайт пишет: «Доктор Сперанский сказал мне, что большая часть оборудования уже прибыла, но что-то ещё в пути. Практически всё в удовлетворительном состоянии, включая эпидиаскоп, который уже установили в аудитории, и он отлично там работает». Тогда же, в январе 1931 года Дорис Уайт, только что вернувшаяся из своего последнего отпуска, признаётся коллеге в Лондоне: «Всё в нашей квартире в Борисоглебском осталось в таком же виде, как я её оставила. А вот за стенами нашего Центра изменилось многое. Удивительно, что я чувствую себя дома здесь в большей степени, нежели где-нибудь ещё. Я думаю, что я никогда не смогу привыкнуть к западной цивилизации после всех лет, проведённых здесь».

Письма, отправленные ею из Москвы, вне сомнения, проходили советскую цензуру. Лишь в Англии Дорис Уайт смогла сказать правду о январе 1931 года: «Вернувшись в Москву после полугодового отсутствия я увидела, что условия жизни в стране существенно ухудшились, многое даже напомнило мне Россию, какой я увидала её в 1921. Дефицит продуктов, работа транспорта нарушена: поезда с Дальнего Востока приходили в Москву с двухдневным, а то и трёхдневным опозданием. Крестьяне бежали из голодных мест, они буквально наводнили железные дороги и станции. Многие рабочие также покидали свои города в поисках лучшей судьбы. Именно это заставило Кремль ужесточить трудовое законодательство: с конца 1930 года переходить с одного рабочего места на другое стало сложно. Пособия по безработице были отменены: плохо оплачиваемой работы хватает везде, нечего отлынивать».

Адрес и телефон квакерского офиса в Москве в справочнике "Вся Москва" за 1931 г.

Дорис Уайт ещё раз уедет в отпуск в Англию весной 1931 года, в Московском Центре её будет подменять Флой Джордж. Больше Дорис Уайт в Советскую Россию не пустят, аренду офиса в мае 1931 года не продлят. Флой Джордж напишет в Лондон, что её просто поставили в известность, что договор аренды не будет продлён, и что квакерская Миссия должна оставить помещение в Борисоглебском до 10 июля 1931 года.

В вышедшей в 1933 году книжке «Десять лет в советской России» Дорис Уайт хватило полстраницы для того, чтобы перечислить преимущества и достижения советского строя. Недостатки с трудом уместились на двух страницах.

Брошюра Дорис Уайт, вышедшая в Англии в 1933 году

Дорис Уайт пишет в заключительном абзаце своей книги: «В Писании есть слова, которые знакомы большинству русских коммунистов, их авторство часто приписывают Ленину: ‘Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь’. Победа коммунизма не наступит никогда, если большевики не прислушаются к другому отрывку из Библии: ‘И если я ...отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы’».

Могила Люси Дорис Уайт на Newtown Quaker Cemetery в ирландском городе Waterford

Дорис Уайт умерла 11 июня 1982 года в возрасте 90 лет в своём родном Уотерфорде. Она принесла много добра в этот мир, она любила русский народ, отдав 10 лет жизни попыткам что-то улучшить в России. Спасибо ей.