Из жизни квакерского центра в советской Москве

Тщательная работа с многочисленными документами помогла воссоздать картину становления и жизни квакерского центра в Москве в 1920-е годы.

Самый первый офис квакеров был расположен совсем неподалёку от Концертного зала Чайковского, в Газетном переулке. Недалеко от Большой Никитской стоит пятиэтажный дом, — вот именно в нём, в доме №1, в квартире №5 работали британец Теодор Ригг и его будущая жена американка Эстер Уайт — здесь они осенью 1918 года проводили собеседования с кандидатами на работу в детских колониях в Тамбовской губернии: квакеры взяли на попечение четыре колонии с московскими детьми. Ригг и Уайт были сотрудниками первой квакерской миссии в России, проработавшей в нашей стране в 1916-1919 году. Теодор Ригг приехал в царскую Россию в апреле 1916 года одним из первых, он и Эстер Уайт были самыми последними квакерами, уезжавшими из РСФСР в марте 1919.

Буквально на следующий год, весной 1920 года, большевики разрешили приехать в Советскую Россию представителю квакеров. Религиозное общество Друзей хотело продолжить свою гуманитарную работу в стране. Нового представителя звали Артур Уоттс, — плотник из Манчестера, отказчик и пацифист. Вскоре к нему на подмогу приехала американка Анна Хейнс, и они вдвоём отвечали за распределение гуманитарных грузов (в основном детского питания: сухое молоко, рыбий жир, яичный порошок) по детским учреждениям Москвы. Груз поступал из Англии морем — в Ревель, а оттуда — по железной дороге — в Москву. Квакерам выдали складское помещение №5 Центросюза, в Переведеновке, по адресу Инструментальный переулок, 7.

На квакерском складе в Москве

 В 1921 году большевики признали угрозу голода, нависшую над огромным регионом, в Поволжье. Советы пошли на то, чтобы принять помощь из-за границы. Квакеры уже были в Москве, готовые помогать, и им разрешили увеличить штат своих сотрудников, выдали под контору помещение в здании Наркомпрода, в Верхних торговых рядах (известных под нынешним названием ГУМ), в квартире 201 на третьем этаже.

По причине неуклонного роста квакерских поставок в помощь голодающим увеличивался и штат московского офиса: контора стала тесна. Московские власти предложили квакерам перебраться с Красной площади на Большую Никитскую, в дом 43. Там уже находили конторы нескольких иностранных организаций помощи.

А в ноябре 1922 года квакерам выдали отдельное здание. В Борисоглебском переулке, в доме 15, квакеры проработали вплоть до своего изгнания в 1931 году. В годы, когда Общество Друзей — вместе с многими другими иностранными организациями — помогало Советам в борьбе с голодом — число сотрудников как в Московском офисе, так и в «полях» — в Бузулуке и Сорочинском — было велико. В общей сложности в России отработали около 150 англичан и американцев, а ведь у Друзей ещё были и русские сотрудники. В 1923 году большевики объявили о победе над голодом, а квакеры предложили советским властям помощь в восстановлении системы здравоохранения и образования в Бузулукском уезде. В московском офисе оставалось уже совсем немного сотрудников.

Борисоглебский пер., 15

 Примерно с 1925 года у квакерского Центра начались проблемы с финансированием. Если во время голода собирать средства на помощь жертвам этой катастрофы было сравнительно несложно, то к середине 20-х убедить англичан и американцев в том, что сотрудничество квакеров с Россией важно, было делом непростым.

Квакерский офис в московской телефонной книге 1925 года

 Лондон и Филадельфия проявляют всё меньше энтузиазма в отношении перспектив работы в СССР, зато дают Московскому квакерскому центру всякие советы, — что было бы хорошо сделать, — как это видится из Англии и Америки.

На самом деле идея открытия квакерского посольства, или квакерского Центра уже давно высказывалась многими Друзьями, поработавшими в стране. И вот 1925 году, в разгар НЭПа, когда степень свободы в Советской России ещё необычайно высока, Московский офис отправляет следующее предложение большевикам (я нашёл его русский перевод в архиве Дома Друзей в Лондоне):

«Общество Друзей «Квакеры» желает узнать, возможно-ли будет при их конторе открыть читальню для желающих. Общество предполагает для этой цели выделить одну комнату, где в первую очередь можно будет найти американские и английские книги и издания по медицине, а также заграничные газеты и журналы (главным образом английские и американские).

В дальнейшем предполагается собрать коллекцию книг на различные темы, пользование которыми также будет предоставлено желающим.

Желательно также узнать, возможно-ли будет время от времени устраивать частные собеседования на темы, главным образом, интернационального характера, где-бы Общество могло свободно высказываться по поводу своего личного взгляда на жизнь и своего философского миросозерцания.

Целью этого предварительного запроса является желание узнать мнение по этому поводу, чтобы в случае положительного ответа передать этот вопрос на обсуждение Лондонского и Филадельфийского Комитетов».

Документ из The Library of the Society of Friends

Представляю, что чувствовали чекисты, читая этот текст.

Переговоры об открытии читальни велись с Фёдором Ротштейном, ранее долго жившим в Англии, но в 1920 году перебравшимся в Советскую Россию. Нет ничего удивительного, что товарищ Ротштейн, отец основателя Британской компартии Эндрю Ротштейна, отказал квакерам, сославшись на то, что если разрешить открыть читальню им, то всем остальным тоже захочется.

Ф.А. Ротштейн

 В конце 1926 года Лондон рекомендует организовать регулярные молитвенные собрания в квакерском доме в Борисоглебском. Директор московского офиса Дорис Уайт пишет в ответ: «Что касается молитвенных собраний. Если я правильно понимаю запись в протоколе, то там говорится, что мы должны устраивать такие собрания в любое время, когда Друзья, или другие симпатизирующие (иностранцы) появляются в Москве. Это можно делать, хотя возможностей мало даже теперь, зимой. Что касается молитвенных собраний, на которые могут прийти незнакомые русские, то я это даже обсуждать не хочу. Я могу только повторить, что за прошедшие шесть лет мы ни разу не устраивали здесь такого рода собраний, даже тогда, когда наша Миссия работала тут в полную силу. Думаю, что я не ошибусь, сказав, что молитвенные собрания проводились только для сотрудников Миссии, и для одной единственной русской квакереи. Я думаю, что, когда Ненси Бабб будет в Лондоне, она всё разъяснит Комитету».

Следует отметить, что к лету 1926 года у ОГПУ уже набралось много вопросов к англо-американской миссии религиозной организации, и американку Анну Хейнс вызвали на Лубянку.

Вообще, последние годы работы квакеров (а их оставалось очень немного в Советском Союзе) перед закрытием «конторы» были очень интересными, — мне предстоит увлекательное чтение. Очевидна глубина непонимания Лондоном и Филадельфией ситуации в России, и мы становимся свидетелями того, насколько хорошо всё понимают и насколько лишены идеалистических фантазий последние сотрудники представительства квакеров в Москве.

 Квакерский Центр просуществовал в Москве до 1931 года.