Нуортева. К квакерам Советская Россия не имеет никаких замечаний

У советских, как и у российских властей приступы неприязни к иностранцам последние сто лет случались периодически. В иные годы большевики жгли калёным железом всё иностранное, борьба с низкопоклонничеством велась такая, что только треск стоял. Иногда кремлёвских борцов вдруг отпускало, — обычно это случалось в дни смертельной опасности для Москвы: в годы второй мировой войны, или — ещё раньше — в голодные 1920-е годы.

Среди тех, кто был «командирован» большевиками на прямой контакт с иностранцами, были разные люди. Одним из таких советских чиновников был финский швед Александр Нюберг, в 25 лет взявший себе финские имя и фамилию: в 1906 году сын телеграфного служащего Клауса-Фредерика Нюберга и дочери курского полицмейстера Анны Александровны Сахаровой стал зваться Сантери Нуортева. Матрос и кочегар, учитель и журналист, до революции примкнувший к большевикам, был полиглотом. После семи лет работы в США, и потом ещё двух лет — в Британии, Нуортева был выслан из Лондона, и прибыл в Москву в 1920 году. Он стал заведующим отделом стран Антанты и Скандинавии Народного комиссариата иностранных дел РСФСР. Именно в 1920 году он подружился с квакерами.

С весны 1920 года в Москве начал работу по оказанию гуманитарной помощи и распределению приходящих из Британии продуктов английский квакер Артур Уоттс. Осенью того же года большевики разрешили въезд в Советскую Россию американке Анне Хейнс. Она уже трудилась в составе квакерской миссии в Бузулуке в 1917-1918. Вдвоём с Артуром Уоттсом Анна отвечала за получение гуманитарных грузов на московский склад в Переведеновке, за распределение сухого молока и рыбьего жира по детским учреждениям Москвы. Контактным лицом для них был назначен Сантери Нуортева, завотдела НКИД.

И Уоттс, и Хейнс отмечали доброжелательность советского чиновника: между ними установилось рабочее взаимопонимание, что способствовало эффективному сотрудничеству. Нуортева, долго проработавший в Америке и Англии, знал, кто такие квакеры, и у него не вызывал никаких негативных эмоций тот факт, что англичанин и американка «желали вступить в религиозное братство с русскими людьми, которые исповедуют взгляды, схожие с квакерскими». И это при том, что Артур Уоттс прямо заявлял большевику, что помощь детям России не имеет никакой политической подоплеки: квакерами руководит лишь любовь и сочувствие по отношению к людям, попавшим в беду. Англичанин особо подчёркивал: «Такая помощь, конечно, ни в коей мере не выражает нашего сочувствия по отношению к вашим политическим целям, а также к средствам, которыми вы их достигаете».

Более того, Уоттс имел смелость поучать нкидовца: «Мы твёрдо убеждены в том, что ни одно социальное преобразование, основанное лишь на материальных ценностях, либо на физическом принуждении, не может достичь своих целей, если оно не сопровождается ещё и духовной революцией». Честные заявления о стремлении иностранных квакеров установить контакты с русскими пацифистскими сектами и о необходимости духовной революции никак не смущали товарища Нуортеву.

В конце декабря 1920 года небольшая группа иностранцев, живущих на тот момент в Москве, пригласила советского чиновника на рождественский ужин. Яства на стол шли из личных запасов каждого иностранного участника пиршества. Почётным гостем был товарищ Нуортева. Он произнёс речь, в которой объяснял причины различных неприятностей, которые, как он понял, имели место в отношении работающих здесь иностранцев. В конце рождественской речи советский чиновник отвесил комплимент именно квакерам, сказав, что они — единственная организация социальной службы, в отношении которой Советская Россия не имеет никаких замечаний в смысле злоупотребления заявленной миссией.

Такая симпатия, открыто высказанная в отношении иностранцев, наверно, не могла пройти незамеченной. Уже через три месяца после рождественской речи, в марте 1921 года товарищ Нуортева был арестован ВЧК. Его обвинили в шпионаже. Удивительно, но «Дело Нуортевы» закончилось ничем: 23 января 1922 г. его освободили из-под стражи. Просидел он менее года, и в дальнейшем следствие по делу прекратили, а сам Сантери Нуортева был отправлен заведующим отделом народного образования в Карелию. После Карелии его на год вызвал в Москву Литвинов — для работы заведующим англо-американским отделом Народного комиссариата иностранных дел РСФСР. Однако уже с 1924 и до самой смерти в 1929 году Нуортева работал в Карелии на различных советских должностях. Похоронили его в столице Карелии.

Его умение сотрудничать с иностранцами большевики ему, очевидно, не простили, и расправились с ним мёртвым: имя Сантери Нуортевы было стёрто с могилы в центре Петрозаводска в 1937. Переписали историю после 1956 года, имя тоже переписали, и на надгробном камне написано Александр Фёдорович Нуортева.

Сказать по правде, я до недавней поры не сталкивался с именем Сантери Нуортевы, и не знаю, насколько хорошо оно известно в Карелии. У кремлёвских всегда в почёте не те, кто может конструктивно сотрудничать, а те, кто саблей машет, и кричит громко.